 29.07.2010 - ЯБЛОНЕВЫЙ САД ПОЭТА Федор Григорьевич Сухов (1922 —1991)Не так много в нашем Отечестве мест, столь зримо и полно удостоенных творческого воплощения, как старинное волжское село Красный Оселок — родина поэта Федора Григорьевича Сухова. Отсюда уходил он защищать Родину от фашистских захватчиков, сюда вернулся после Великой Отечественной. В одном из лирических вступлений к сборнику стихов он восхищенно восклицает: «Какой простор! Какая размашистая красота! Сдержанная, неторопливая Волга, упирается она своим царственным коленом в крутой, кой-где пронизанный кленовой желтизной да рябиновой краснотцой высокий берег… А на горе, похожей на перевернутую лодку, мой Красный Оселок. Весь он в яблоневых садах …» Всю свою жизнь Федор Григорьевич воспевал родной уголок земли, нет, не замыкаясь на отчем пороге, а, словно вольная птица, возвышая голос до небес, до неоглядного горизонта. О своем рождение поэт говорит с эпическим размахом, словно подчеркивая, что пришел на эту землю с высоким предназначением: «Был явлен я на свет в средине марта, //Постарому в начальный день весны, //Когда Авдотья — Замочи Порог на вытканные за зиму холсты //От полноты душевной прослезилась …» Сразу вспоминается, как мы небольшой группой, вместе с его дочерью Еленой Федоровной, в день 60-летия писателя добирались до Красного Оселка. Он отказался от шумных юбилейных торжеств в Нижнем Новгороде, ждал нас в гости. Шли по заснеженной тропе, по зыбкому мостку. Вдруг из-под мостка, откуда-то, казалось, из самой земной глуби, послышался незамерзающий, звонкий голос родника. Мы невольно задержали шаг, словно поэт радостно, по-хозяйски приветствовал нас голосом родной земли. И потом были встречи, беседы, путешествия в окрестностях Красного Оселка,Тропинки здесь то круто взбираются, то резко опускаются. Неосторожный шаг — и тяжелый глинистый ком с шумом летит с обрыва. Как сейчас вижу впереди его легкую на ногу, сухощавую фигурку, сучковатый посох в руке, он, словно поводырь, уводит в мир природы, в стихию поэтических образов. Идет своей легкой уверенной походкой как главный знаток, поверенный смотритель, блюститель порядка в здешних полях и весях. В своем движении к постижению словесных таинств он был, так мне кажется и сейчас, по истечении времени, неутомимым искателем точной мысли и, кажется, никогда не уставал. Всегда сопровождались наши путешествия размышлениями вслух, беседы продолжались в его небольшом деревенском доме, окруженном молодым яблоневым садом, выращенном своими руками, каждый саженец он выбирал сам в Лысковском плодопитомнике, о сортах, садах мог рассказывать целые истории. Каждый гость, посетивший его дом, мог взять столько яблок, сколько унесет. Писатель Сухов не был сторонним наблюдателем, сетовал, что погибают знаменитые на всю округу окрестные сады, их разрушение началось давно, со времен колхозного обобществления. Только вокруг домов еще держатся плодоносящие деревья, а вот некогда цветущий берег превращается в голый глинистый, осыпающийся откос. Стало выгоднее выращивать огурцы в теплицах. Это хорошо, только огурца не выпросишь, все на продажу, молодежь охватили тунеядство, пьянка. Много рассказывал о том, как по доброму, открыто жило село до войны, о деде старообрядце, об отце — колхозном мастере кузнечного дела, у которого на руках «стекленели мозоли, в горле сипли перепела …» Во время одной из бесед я стала записывать высказывания Федора Григорьевича о жизни, литературе, писателях, к счастью, мой собеседник на мои записи не обращал никакого внимания, ему всегда очень хотелось выговориться. В этих высказываниях, часто воплощенных в стихе, виден широкий кругозор, начитанность, нравственная чистота, правдолюбие, совестливое отношение поэта к действительности. Перечитывая дневники сейчас, вижу, что Федор Григорьевич, к середине 80-х годов уже известный, почитаемый автор трех десятков книг стихов и поэм, еще неизданных повествования о войне, романа о коллективизации (его проза только сейчас начала издаваться) был одержим одной страстью — постижением тайн работы над словом (в этом очерке приводятся в основном высказывания Ф.Г. Сухова о поэзии из моих записей 1985 —1986 гг.). Не раз говорил Федор Григорьевич о внезапно нахлынувшем чувстве открытия чего-то непостижимо светлого, сокровенного, когда в ранней юности впервые прочитал стихи Сергея Есенина. За одну ночь переписал весь сборник в тетрадку, заучил наизусть: «Ударило в самое сердце сокровенное слово Есенина, и по сей день его стихи задевают за живое, например, «Режет серп тяжелые колосья, //Как под горло режут лебедей …» Народный язык, музыка, религиозность — вот главное в стихе. Если говорить о технике, основное, чтобы начало захватывало, было певучим, чтобы выдерживалась своя эмоция. А еще — весомость строки.. Тебе грустно — передай.. Весело — вырази. Разница между поэзией Есенина и Исаковского? Есенин себя выкладывал без остатка, Исаковский часто пишет за кого-то, за девушку, за солдата … Человек дорог своей эмоцией. К примеру, доверчивая интонация и музыкальность Фета создают душевный настрой, и стихи оживают. Главное воспитывать в себе личность, доброту, честность». Как начал сочинять, когда появились первые опыты? «Переписывал деревенские частушки, потом стал сам выдумывать». Дочь поэта рассказывала, что тетрадки с этими первыми опытами хранились в Красном Оселке, в доме его матери Марии Ивановны (сейчас этот дом принадлежит Елене Федоровне), точнее, в старой не действующей баньке, которая служила Федору Григорьевичу рабочим кабинетом, но эта банька сгорела и, видимо, тетрадки сгорели. Толковый словарь Владимира Даля был у писателя Сухова всегда под рукой. И еще, пожалуй, романы П.И. Мельникова-Печерского. «Как родилось, говоришь, название моего сборника стихов «Лешева дудка»? Конечно, услышано в детстве. Открываем словарь В. Даля. Лешева дудка — одно из колен соловьиного свиста, а этих названий колен и коленец десятки, в словаре приводится только восемь, я знаю больше десяти. На звание книги — это объемный образ, например, «Сладкая полынь». Чтение классики для меня радость, духовное обогащение. Кстати, почему-то у нас издают и изучают Аксакова гораздо больше, чем Мельникова Печерского. Последний значительнее, интереснее в отношении языка, а какие потрясающие женские образы! Мельников-Печерский и Лесков органично впитали русский язык, Пушкин и Лев Толстой ему усердно всю жизнь учились. Время Мельникова-Печерского придет». Со стихами Фета, Клюева, Корнилова, Гумилева, многих неиздаваемых тогда поэтов, Федор Григорьевич познакомился позднее, в гостеприимном доме большого знатока литературы, нижегородского писателя Бориса Ефремовича Пильника. В первые послевоенные годы газета «Горьковская коммуна» начала печатать его стихи и, приезжая в Нижний, он засиживался в доме Пильника до ночи, иногда оставаясь здесь ночевать. Читал все ночи напролет, ему давали книги домой. До войны он окончил семилетку, учился в Лыскове в сельскохозяйственном рабфаке, был страстным книгочеем Лысковской районной библиотеки (сейчас эта библиотека носит имя писателя Ф.Г. Сухова). После войны поступил в Литературный институт, был любимым учеником профессора Реформатского, отличником. Получив диплом, Ф.Г. Сухов уезжает работать в Волгоград рядовым журналистом, однокурсники же в большинстве своем остались в Москве, заняв должности в издательствах и журналах. Почему Волгоград? «Потому что прошел войну, был очень патриотично настроен, ехал восстанавливать разрушенный войной город». Здесь он прожил 25 лет, и каждое лето — в Красном Оселке, потом Нижний Новгород, и жизненный круг замкнулся так как хотелось — в родном селе. Первая книга стихов Ф.Г. Сухова вышла в 1954 г., приходят к читателю, когда автору 32 года, провинциальные издания (Волгоград, Горький) выпускают скромные, малотиражные сборники («Поспевают ягоды», 1956, «Половодье»,1958, «Дождь сквозь солнце,1961…) В 1957 г. становится членом Союза писателей СССР. Только в середине 70-х в Москве начинают выходить солидные издания, большие журнальные подборки стихов, Ф.Г. Сухов отмечен литературной премией имени А. Фадеева («Былина о неизвестном солдате»), его имя можно увидеть в поэтических антологиях, коллективных сборниках. Поэт никогда не был лишь созерцателем, воздыхателем на лоне природы. Он и живописец, и заступник, и охранитель святынь, национальной первородности слова, самой стихии живописания словом. Он как никто умел слышать музыку природы, превращая ее в свои удивительные напевы, обогащая глубокой мыслью и душевной тонкостью. Его пейзажная лирика осязаема, вчитываясь, чувствуешь, как освещают округу «сияющие ландыши росы…», как «мятно холодеют луговины…» и «начинает слышней сентябрить…». Известный литературовед А. Михайлов точно отмечает суть его пейзажной лирики (статья предисловие к сборнику стихов «Подзимь», Москва, «Молодая гвардия», 1985 г.): «Если бы Сухов всегда и во всем не придерживался позиции, что поэт — голос природы, стихийное ее выражение, очевидно, мы не имели бы сегодня такого замечательного явления поэзии, как его лирика». Сам Федор Григорьевич так говорит о своей лирике: «Мои стихи, знаю, считают чисто пейзажными. Не согласен. По своей сути мои стихи социальны, но эта, для меня очевидная, социальность, видимо, не всегда доходит». Помню, в 1991 г. в еженедельнике «Литературная Россия» Федор Григорьевич выступил со статьей в защиту русского языка, которая вызвала бурную дискуссию. Об этом он писал не однажды и в областных нижегородских газетах. В поле его внимания были вопросы ответственности писателя, журналиста, актера, диктора за свое слово, засоренности, скудения повседневной разговорной речи… Он часто повторял на писательских встречах, в своих статьях, нет, не просто говорил, бил тревогу: «Литература призвана охранять памятник — язык, это экологическая проблема». Но одно дело вывести свою теоретическую формулу и гораздо сложнее следовать ей, быть убедительным. В сборнике стихов «Сладкая полынь» (г. Горький, Волго-Вятское книжное издательство,1978 г.) есть восьмистрочное стихотворение очень глубокого, гражданского, величавого смысла: Верую. Вовек не оскудеет Та рука, что раннею весной Освещает пасмурные дебри Ландышевой влажной белизной Возвышает зябликовый голос, К солнечным возносит небесам. Соловьиное дарует горло Всем обезголосевшим лесам. «Соловьиное горло» — ярче, точнее и не скажешь о поэте Федоре Сухове. Именно «верую», так молитвенно, коленопреклоненно признается он в своей преданности Отечеству, селу, родной природе. Помню, как в крещенский мороз хоронили, по его завещанию на старообрядческом кладбище рядом с дедом, под старыми развесистыми яблонями. После кончины увидели свет несколько московских журнальных публикаций, сборник стихов «Посох», книга для детей (Нижний Новгород), два тома прозаического повествования о войне «Ивница» (Волгоград). В Волгограде ежегодно лучшее литературное произведение отмечается премией имени Ф.Г. Сухова (здесь, как и в Нижнем Новгороде, он воспитал немало талантливых учеников). Все изданное за эти 20 лет мне кажется недостаточным для такой величины как писатель, публицист, литературный наставник Федор Григорьевич Сухов. А в этом году яблоневый сад Федора Григорьевича в Красном Оселке особенно богат урожаем! Людмила КАЛИНИНА Опубликовано на сайте: http://lit-nn.ru Прямая ссылка: http://lit-nn.ru/index.php?name=pages&op=view&id=17 |