Фонтан в горах
Олег Рябов (Нижний Новгород)
Фонтан в горах
Колька Пресняков, здоровенный мужик, водитель нашей экспедиции, продираясь сквозь заросли дикой алычи и кизила, спустился к нам на площадку откуда-то с горы, с совершенно неожиданной стороны. Мы с утра пораньше играли в домино.
Колька был очень сильным человеком, абсолютно безразличным к разного рода неудобствам, и поэтому нас не очень-то и удивило, что он пролез прямо через кусты. Он одинаково легко и индифферентно относился к жаре и холоду, бытовым неудобствам и безвкусной еде, ядовитым насекомым и ругани начальства. А это как раз и есть то, что надо в условиях экспедиции. Подойдя к нашему столу, он возбуждённо и с волнением в голосе произнёс:
-- Мужики, вы не поверите! Я сейчас вас отведу и покажу. Вы мне объясните - что это! Там, в горах, я нашёл такое… Я нашёл фонтан!
Наша радиоастрономическая экспедиция уже в течение нескольких лет располагалась в полугоре, на склоне древнего потухшего вулкана Кара-Даг. На вершине, на высоте четырёхсот метров стояло сооружение, искусственно имитировавшее Луну. По крайней мере, отсюда, с нашей площадки, угловые размеры его диска совпадали с лунными. В течение ночи наш диск покрывал различные участки звёздного неба, а мы фиксировали на самописцах радиосигналы, пытаясь в них распознать нечто разумное. Наша экспедиция занималась поиском внеземных цивилизаций на полном серьёзе!
Несколько вагончиков-бытовок, военные палатки, навес с большим общим столом и кухней да стол для пинг-понга – вот и вся наша база. Всё это располагалось на обширной скалистой площадке, окружённой кустами и обрывами. Был ещё «рафик», на котором Колька привозил на базу воду и отвозил нас на море пить сухое вино и купаться. Можно было и пешком: до моря двадцать минут, назад – сорок.
Постоянно на крымской базе нашего НИИ находилось десять – пятнадцать человек: инженеры, техники и какой-нибудь гость-учёный-звезда из Москвы, которого приглашал отдохнуть и покупаться руководитель экспедиции профессор Статкевич. Он это делал, возможно, из каких-то своих политических соображений. В общем-то, и у нас в институте многих посылали сюда в экспедицию в качестве поощрения. Здесь можно было и позагорать, и покупаться.
Купание в море надоедает уже через неделю – только так, зайдёшь в него по колено, чтобы пополоскать в качестве лечебной профилактики носоглотку из ладошек. Сухое вино из бочки приедается через месяц, и либо начинаешь пить лабораторный спирт, либо бросаешь это дело вообще. Вечером многие ходят на танцы в ближайшие санатории, но я до танцев не любитель, ибо курортные знакомства меня не увлекают, может, брезгую! Остаются – домино и чтение книг. Кстати, я там, в Крыму, в экспедиции за месяц с карандашом в руке изучил серьёзный труд философа Соловьёва «Оправдание добра».
Весь Крым я объездил и облазал ещё в студенческие годы, но Кара-Даг стал для меня родным за время моей трудовой экспедиционной жизни. Я восхищался его майской зеленью, украшенной тщедушными луговыми тюльпанами, которые беспомощно ложились под порывами ветра, любовался такими же дохлыми пионами с крошечными чашечками цветов, совсем не похожими на своих шикарных садовых родственников.
Крым. Серые, выжженные до земли, до камня июльские и августовские склоны гор. Декабрьские пронизывающие со льдом и дождями ветра, когда не знаешь, куда спрятаться. Маленькие белые розочки, замёрзшие в своих ледяных коробочках. Они постукивают друг о друга и, кажется, плачут и звенят. Народу – ни души, ни в Планерском, ни в нашем посёлке Курортном. С набережной можно бесконечно долго смотреть, как волны разбиваются о бетонные волнорезы, и сотни уток, прилетевших с моих родных болот, плавают в отдалении. Декабрь в Крымском Приморье – это особый вид тоски.
Поэтому-то я несколько отличаюсь от подавляющей массы жителей средней полосы, для которых Крым это – море, пляж, загар и отдых.
В тот день, с которого начался мой рассказ, помимо меня за доминошным столом сидели Вовка Синяков – наш сторож из местных, Рашид Слюняев – тридцатилетний московский профессор из ИКИ (института космических исследований) и инженер Петро Живков, отвечавший за ночные наблюдения. Увидев возбуждённого Кольку, мы удивились:
-- Чего у тебя случилось? На тебе лица нет. Может тебе сначала водички попить? – обратился к нему Петро, не отрываясь от игры.
Остальные же наоборот: положили костяшки на стол и с удивлением уставились на шофёра. Тот встал напротив нас, запыхавшийся, ухватившись двумя руками за столб навеса.
-- Я же говорю – я в горах нашёл чашу каменную, в которой явно раньше фонтан был, и вокруг – каменные такие скамейки. Пойдёмте, покажу. Вы должны это увидеть. Это – не далеко, метров триста.
-- Так зачем мы-то пойдём? – спросил Вовка Синяков.
-- Как зачем? А, если здесь вода была, так, мы водопровод проведём, и не зачем будет за водой ездить в посёлок.
-- Так тебя Статкевич тогда уволит, - заметил я.
-- Сначала он мне премию выпишет.
-- Хорошо, мы с тобой сходим, - сказал Петро, - Так туда, что, надо через эти кусты и через терновник, и через ежевику колючую лезть?
-- А как же?
-- Рашид, скажите, а вы понимаете, как это здорово – найти фонтан в этих горах? – обратился Колька уже к московскому гостю, осознав, что остальные не врубились.
Мы действительно никто не понимали, о чём он говорит. А вот Слюняев почему-то очень заинтересовался Колькиным сообщением.
-- А что? Пойдём – посмотрим, что ты там нашёл, - отозвался профессор, - Только надо штаны надеть да кеды. А то - во вьетнамках по горам...
И через тридцать минут мы впятером, уже продравшись сквозь заросли и вскарабкавшись на каменистый склон, оказались на небольшой площадке диаметром метров в пять-шесть. Действительно, при определённой фантазии можно было представить, что стенка, опиравшаяся на гору, была выложена искусственно из огромных камней базальта, по окружности площадки, за которой был обрыв, стояли три метровых камня, которые очень напоминали скамьи. И напрашивалось мнение, что когда-то их было не меньше десяти. Посередине площадки, чуть ближе к стене было ровное углубление в виде овальной линзы глубиной с полметра, а диаметром не меньше двух.
Мы стояли, молча, и ни у кого не возникало даже сомнения, что это место служило кому-то и когда-то для каких-то не понятных нам целей. Было ясно, что всё это оборудовано человеческими руками. Но – зачем? И когда? И где вода?
-- Вот, - сказал Колька.
Мы молчали.
-- И что нам теперь делать? – спросил я.
-- Ну, я считаю, что, во-первых, надо сообщить об этом Статкевичу. Он же сегодня приезжает? – высказался Слюняев.
-- Сегодня, - подтвердил Петро.
-- И, во-вторых, и это – важно, и это относится в основном к тебе, - Слюняев сморщил лоб, широко выпучил глаза и ткнул пальцем в сторожа Синякова, - никому ни слова! Понял? Ты там со своей доской по пляжу гуляй, но не болтай.
А, действительно, Вовка Синяков в свободное время любил гулять по пляжу со штакетиной от забора, из которой торчал гвоздь. Он щёлкал ей по задам одиноких отдыхающих дамочек со словами: «Обгоришь, дура!» Как не странно, такой способ знакомства – очень эффективен. По крайней мере, со слов самого Синякова.
--Посмотрите, что я тут ещё нашёл, - Петро наклонился над обрывом.
Там было не очень высоко: метра три – четыре. И по всей стене, цепляясь за уступы, настойчиво вдоль и вверх ползла старая толстая виноградная лоза с редкими жидкими мелкими листиками.
-- Это – виноград. Дикий!
-- Когда-то он был не дикий. Виноград в Крым из своей Эллады греки привезли тысячи лет назад, - решил я поумничать.
Наш руководитель профессор Статкевич приехал с женой. Было ещё не поздно, и он отправил сторожа с водителем за бараниной и сухим вином в посёлок – на вечер планировался общий шашлык. Московский профессор попытался утащить Станкевича на осмотр утренней находки, но не получилось. Шефу надо было с инженером Петром Живковым обсудить результаты работы, но он пообещал Рашиду Слюняеву сходить посмотреть «фонтан в горах» на следующий день. Вечером за столом с шампурами и стаканами в руках, разговор так или иначе свернул в сторону удивительного открытия Кольки Преснякова. И тогда эрудит Статкевич прочитал нам небольшую лекцию по истории.
-- До войны в Крыму жило до полумиллиона татар. Крым был совершенно другой, был он цветущей страной: всё было в зелени и Джанкой, и Старый Крым, и Бахчисарай, а не только прибрежные курортные местечки. И вот, в сорок четвёртом году совершенно идиотским образом весь крымский татарский народ объявили ответственным за какие-то военные преступления, и в полном составе депортировали в Узбекистан и Таджикистан. Почти двести тысяч человек. В течение считанных дней. С собой изгнанники не успели взять ничего. Но старики оставили за собой свою землю: они велели завалить камнями и замуровать тысячи родников и колодцев по всему Крыму, где проживал их народ. Да, они, именно, оставили за собой свою землю, ибо земля без воды мертва. Так что я верю в тайный «фонтан в горах». А красивое название. Вообще, в традициях востока строить фонтан или колодец с родниковой водой в память и, как знак скорби по утраченному любимому человеку. Тадж-Махал посвящен любимой жене, умершей родами, и он не мыслим без пруда с фонтаном, в котором отражается совершенно фантастическим образом. А Бахчисарайский фонтан, построенный в память по любимой наложнице Марии. Кстати, говорите у вашего фонтана линза для воды в форме овала? Так это, возможно, глаз. Как и в Бахчисарае! «Он вырезал на камне глаз, и слёзы падали из глаза». Это стихи Виктора Сосноры. Тогда эта площадка, которую вы нашли, носит сакральный и личный оттенок, а не общественный. Но это всё надо выяснять. Всё это очень, очень интересно! Вот, если Рашид… Рашид, а ты – татарин или узбек?
-- Татарин.
-- Вот, если Рашид поговорит со своими стариками, и они нам откроют секрет: как добыть воду из этого вашего родника, то можно будет пофантазировать. Что, Рашид, попробуешь поговорить?
-- Ну, мои предки – не из крымчаков. Правда, мой дедушка из Казани – дедушка Наиль как-то проговорился про ту беду, но, вообще-то, старые люди всё ещё бояться чего-то, не любят они рассказывать о тех смурных годах. Дед, возможно, что-то и знает про эту историю с родниками-колодцами.
Как дальше развивались события, касающиеся каменной чаши, я не всё знаю, но то, что знаю – расскажу. Зимой Статкевич встретился в Москве с Рашидом, и тот поделился своими изысканиями. Как побывал он и в Казани у деда Наиля, и, как, будучи на конференции в Душанбе, познакомился там со стариками-крымчаками, ещё помнившими детали их семейных трагедий, как нашёл он и потомков тех, что жили в районе татарского Коктебеля, который назывался «страной синих гор». Рассказал, что у всех у них стискивались зубы и гуляли желваки на щеках при упоминании о депортации. Но никто, никто не хотел говорить или вспоминать о засыпанных родниках и колодцах на их далёкой, но не позабытой Родине – будто такого и не было. Но было же, было – чувствовал это Рашид! И только уже в Москве, случайно разговорившись со знакомым геологом – профессором Ибрагимовым и поведав ему о летней находке на Кара-Даге, Слюняев получил долгожданную подсказку.
Я приехал в очередной раз на Кара-Даг в мае. В мае Крым просыпается: местные «градиски» впервые за долгое время накручивают бигуди и проверяют - что у них осталось из парфюма. Крымские особи мужского пола, выступающие летом и в бархатный сезон в качестве мачо и альфонсов, за зиму так опускаются от беспробудного пьянства, что и в мае ещё не могут придти в себя и слоняются, как дохлые мухи. Вот этих-то своих земляков, непохмелённых «казанов», озабоченных поисками рубля, для обретения очередной дозы алкоголя, использовал Вовка Синяков для освобождения семи базальтовых валунов из ближайшего к радиостанции заросшего горного кулуара. Рашид рассказал Статкевичу, что, возможно, ими завален родник, и тогда руководитель нашей экспедиции дал команду сторожу, заняться этой грудой камней.
Я поднялся на площадку нашего «фонтана в горах», пригляделся и заметил, что на ползущей виноградной лозе распустились полноценные листья, и что виноград собрался цвести. А в линзе на базальтовой платформе скопилась вода. Может - прошёл дождь? А, может… Вокруг площадки стояло десять каменных скамеек.
(1119 Прочитано)  | Нет комментариев. Почему бы Вам не оставить свой? | |
|
|
